Турчанинов Пётр Иванович (1779-1856)
Протоиерей, композитор Пётр Иванович Турчанинов. Фото из ЖМП.


       Протоиерей Петр Иванович Турчанинов родился в Петербурге 20 ноября 1779 года в материально несостоятельной дворянской Когда мальчику было около 8 лет, его родители переселились в Киев. У мальчика проявились незаурядные музыкальные способности и красивый голос, поэтому родители определили Петю в хор певчих командующего Киевским пехотным корпусом генерала А. Я. Леванидова. В данном случае Петя разделил судьбу сирот и детей несостоятельных родителей, которых отдавали на военную службу в качестве кантонистов.
       Проезжавший через Киев фельдмаршал князь Г. А. Потемкин, услышав голос Пети, взял его из этого хора и отправил к себе в Яссы для обучения у известного тогда итальянского композитора Джузеппе Сарти. Потемкин вскоре скончался, и Петя должен был вернуться в хор Леванидова. Здесь с 1794 года его учителем был знаменитый в то время украинский певец и ученик Сарти Артемий Лукьянович Ведель. В 1795 году генерал Леванидов был переведен в Харьков. Он взял с собой свой хор. Веделю было поручено преподавание пения и руководство хором в классе вокальной и инструментальной музыки, учрежденном в 1773 году для подготовки мальчиков в хор Придворной певческой капеллы. Сюда для завершения музыкального образования был определен П. Турчанинов. По окончании образования он стал помощником Веделя по обучению певчих. В 1796 году генерал Леванидов был назначен шефом одного из полков, а на его место губернатором — А. Г. Теплов, любитель и знаток музыки, сам превосходно игравший на скрипке.
       Турчанинов скучал по матери, и это заставило юношу покинуть Харьков и вернуться в Киев. Вскоре в Киев был переведен губернатор Теплов. Узнав об этом, Турчанинов явился к губернатору, последний обрадовался и велел ему немедленно переселиться на жительство к нему. Турчанинов был приписан к канцелярии губернатора, обучал его певчих и жил на полном его иждивении.
       Теплов не задержался в Киеве. Вскоре он был назначен сенатором, и был решен переезд его хора в Петербург. На полдороге в столицу хор был задержан до получения приказаний в принадлежавшей Теплову деревне близ Орла. Не доезжая до этой деревни, Турчанинов с хором должен был остановиться в городе Севске, который являлся резиденцией епархиального (Орловской епархии. — Ред.) архиерея и где находилась духовная семинария.
       Был канун праздника, и Турчанинов пошел послушать пение местного архиерейского хора. Пение ему не понравилось: было много крика и мало вкуса. Служил ректор семинарии игумен Израиль. Заметив нового посетителя храма и его недовольство пением, ректор послал семинариста узнать, что это за человек, и когда Турчанинов сказал, что он регент хора сенатора Теплова, ректор через того же семинариста просил Турчанинова остаться до конца службы, а после службы подошел к Турчанинову, отрекомендовался и пригласил его пить чай. За чаем у ректора Турчанинов познакомился с преподавателями семинарии. Ректор доложил епископу Орловскому и Севскому Досифею (Ильину) о прибывшем регенте хора Теплова. В результате Турчанинов был приглашен временно учить архиерейских певчих.
       Тем временем епископ Досифей обменялся письмами с Тепловым, и последний из уважения к архиерею разрешил Турчанинову остаться на службе в Севске, хотя ему жалко было терять талантливого регента. Турчанинову в то время было 20 лет. Севский архиерейский хор состоял из 60 человек, славился голосами, и Турчанинову было над чем поработать. Здесь же Турчанинов пробовал свои силы в области композиции. Написал двухорную литургию святого Иоанна Златоуста, несколько концертов и других песнопений и переложений из церковного обихода.
       В феврале 1803 года Петр Турчанинов вступил в брак, а 12 марта был рукоположен во пресвитера.
       Жизнь в Севске отцу Петру казалась безоблачным днем. Преосвященный Досифей проявлял внимание к нему. Вскоре назначил его благочинным 16 церквей и священником одной из городских церквей с оставлением его в должности регента архиерейского хора.
       В церковных кругах Севска в бытность там Турчанинова произошли перемены. Ректор семинарии игумен Израиль, который первым обратил свое внимание на Турчанинова и представил его Преосвященному Досифею, вскоре был вызван в Петербург митрополитом Новгородским и С.-Петербургским Амвросием (Подобедовым) и назначен наместником Александро-Невской Лавры. Назначенный в Севск новый ректор иеромонах Филарет, с которым подружился Турчанинов, неожиданно для всех был переведен на должность ректора в Уфимскую семинарию.
       В 1809 году Турчанинов писал: «Зависть и клевета вооружили против меня Преосвященного. Сам не понимая причину его неудовольствия, я страдал жестоко» Турчанинов обратился с письмом к старому другу по Севску, бывшему преподавателю семинарии Крылову, состоявшему на службе в Петербурге при обер-священнике (позднее именовался протопресвитером военного духовенства). Крылов посоветовал Турчанинову перевестись в ведомство военного духовенства. По совету Крылова Турчанинов обратился к обер-священнику Державину. Одновременно написал об этом наместнику Лавры архимандриту Израилю и сенатору Теплову. Те в свою очередь обратились с просьбой к митрополиту Амвросию и обер-священнику. Теплов, кроме того, рекомендовал Турчанинова как «знающего музыку артистически и писателя многих духовных пьес». Митрополит Амвросий любил пение и в то время не имел регента, который мог бы не только управлять хором, но и учить певчих музыкальной грамоте и прочим наукам, относящимся к искусству церковного пения. Через некоторое время в Севск пришел указ Святейшего Синода о перемещении священника Петра Турчанинова в Петербург, и 24 октября 1809 года Турчанинов покинул Севск [2].
       Начался новый, второй период деятельности Турчанинова. Прибыв в Петербург, Турчанинов получил назначение на должность священника в Гатчинском военном госпитале. Но не прошло двух месяцев, как последовал указ о назначении его на должность эконома семинарии (1 марта 1810 года), а 25 мая он был назначен регентом митрополичьего хора. В центре столь многообразной деятельности Турчанинова было управление митрополичьим хором и занятия композицией. В 1814 году Турчанинов за «добропорядочное его поведение и рачительное прохождение должностей» был возведен в сан протоиерея, но в 1818 году он подает прошение об освобождении его по состоянию здоровья от должностей эконома и регента митрополичьего хора. Тогда ему было 39 лет.
       Возможно, что истинной причиной столь раннего оставления службы в семинарии и должности регента митрополичьего хора была разлука с покровительствовавшим ему митрополитом Амвросием, об отношении которого к себе Турчанинов писал: «Он меня так любил, что никогда от себя не отпускал, и, кроме службы, часто собирал у себя певчих; они пели и при собраниях у митрополита, и при гостях. Как он, так и прочие посещавшие его, постоянно меня благодарили. Я уже много тогда написал для хора, и все мои пьесы и переложения с древних напевов очень нравились всем, а исполнение было превосходное. В 1818 году митрополит просился в отставку, и всемилостивейше был уволен от С.-Петербургской епархии, и остался только Новгородским, куда после Пасхи и выехал. Мы все со слезами провожали сего добродетельного и мудрого архипастыря, а я особенно скорбел, лишась в нем единственного моего благодетеля. При отъезде он рекомендовал меня преемнику своему, Михаилу...»[3].
       На этом кончается автобиография отца Петра.
       Профессор С. Рункевич пишет, что митрополит Амвросий отказался от управления Петербургской епархией в начале 1816 года и скончался в Новгороде 21 мая 1818 года [4]. Возможно, что Турчанинов под одним годом (1818) сообщает воспоминания о деловой обстановке, в которой он трудился ряд лет. Исключительное доброжелательство к нему митрополита Амвросия могло вызвать зависть к Турчанинову у окружавших митрополита лиц, которые с назначением нового митрополита могли «свести счеты» с Турчаниновым; и это было истинной причиной его заявления об отказе от службы, непосредственно связанной с Петербургским архиерейским домом.
       По архивным данным, Турчанинов с 12 июля 1818 года служил священником при Мариинской больнице для бедных (в настоящее время больница им. Куйбышева), руководил хором больничной церкви и занимался редактированием сочинений Д. С. Бортнянского и переложением их для фортепиано [5].
       В марте 1827 года Турчанинов получает назначение на должность учителя пения Придворной певческой капеллы с сохранением за ним места священника Мариинской больницы. Это, для многих непонятное, назначение после того, как Турчанинов еще девять лет назад просил об освобождении его по состоянию здоровья от регентства в митрополичьем хоре, А. В. Преображенский объясняет тем, что после смерти Бортнянского на нового директора Придворной певческой капеллы Ф. П. Львова легла ответственная задача сохранить за капеллой то высокохудожественное значение, какое создал ей Бортнянский. Но Львов был администратор, а не композитор и не дирижер. Он понимал, что певчие пели «хотя и верно и согласно, но сухо, мертво, непонятно». Об этом он говорил еще самому Бортнянскому, но тот объяснял этот недостаток отсутствием у самих учителей знаний и правильной школы пения. Недостаток правильной школы Львов понимал своеобразно, а именно, что все певчие вообще, не только певчие капеллы, не знают нот, поэтому разучивают сочинения Бортнянского не иначе как под скрипку и в продолжение целого месяца разучивают один концерт, и нетвердо.
       Кроме того, в капелле были свои «специфические» недостатки. Каждый старый певчий считал, что он лучше всех знает пение, даже если он не имел представления о значении нот, не имел понятия о правильном певческом дыхании и об интонационной выразительности голоса, и оставался закоренелым в своем невежестве.
       В целях искоренения этих недостатков Львов в ноябре 1826 года выхлопотал «высочайшее разрешение» на приведение в порядок придворного церковного пения. Исполнение поручений по данному делу было возложено на Турчанинова. Ему предписывалось: «написать на четыре голоса церковное пение в том виде, как оно поставлено в нашем обиходе».
       Кроме того, Турчанинов получил от Львова инструкцию от 9 апреля 1827 года, в которой указывалось в целях единства придворного пения: «определить единожды, как и что петь, и уже от положенного установления не отходить».
       С этой же целью Львов формирует комитет из давно служащих в капелле певчих, знающих «как певали и поют». Во главе комитета был назначен Турчанинов, «как иерей, могущий исправить произношение слов молитвенных, и как знающий церковное пение и круг церковный и весьма искусный, могущий и самый напев один раз навсегда положить на ноту». Комитет должен был просмотреть «все церковное пение, при высочайшем дворе употребляемое, и, исправив его, установить разделение текста и напевы твердо на будущее время, записав то, что будет выработано, в особую книгу» [6]. Комитету вменялось в обязанность записать таким же образом и общее церковное пение, содержащееся в нотных книгах синодального издания, а Турчанинов должен был положить на 4 голоса все эти песнопения, после чего предполагалось их печатать.
       Комитет в соответствии с инструкцией занимался рассмотрением употреблявшихся при дворе простых нотных церковных напевов, сличая их с напевами, изданными Святейшим Синодом, а также с напевами, записанными в разное время и разными лицами, и корректировал их, чтобы исправленные напевы насколько возможно были бы ближе к придворным. Вновь были просмотрены все священные тексты, которые пелись понаслышке, вкравшиеся в них по неведению и закрепившиеся погрешности устранялись, были установлены в соответствии с правилами церковнославянского языка расстановки в тексте для ясного понимания его.
       Комитет работал в течение года — с апреля 1827 до 19 апреля 1828, имел еженедельно одно или два заседания и успел сделать одноголосную запись проверенных мелодий. Обо всем этом Турчанинов доложил Львову. Львов тотчас же исхлопотал заимообразно у Комиссии Духовных училищ деньги на печатание, но вдруг 8 июня того же года последовало предписание министра двора, в котором сообщалось, что книга к печатанию не допускается, деньги возвращены, а председатель комитета учитель пения Придворной капеллы священник Петр Турчанинов увольняется от службы в капелле. Чем все это было вызвано, в предписании не говорилось [7].
       Как принял этот удар судьбы Турчанинов, это видно из письма его Ф. П. Львову от 18 июля 1828 года. «Несмотря ни на злобу моих недоброжелателей, ни на зависть ополчающихся против трудов моих, а движим будучи усердием ко славе моего Господа... я действую, сколько силы мои и слабые способности повзоляют, возлетая, подобно орлу к солнцу, несмотря на все земное, остающееся под ногами, утвердясь сими словами слова Божия: «о Бозе спасение и слава моя»» [8].
       Заметим, что требования, поставленные Львовым перед Турчаниновым, — исправить и привести к единообразию музыку и тексты всего круга песнопений «как певали и поют», ставили комитет и в первую очередь Турчанинова в весьма затруднительное положение, граничащее с риском.
       Так, например, в богослужебной Минее последняя строка в тропаре праздника Введения во храм «радуйся, смотрения Зиждйтелева исполнение» не членится знаками препинания. В «Праздниках» синодального издания она членится на три части: «1-я — радуйся, 2-я — смотрения, 3-я — Зиждителева исполнение». В обиходе издания капеллы эта же фраза разделена пополам: «1-я — радуйся смотрения, 2-я — Зиждителева исполнение». В последнем случае происходит нарушение смысла текста, на необходимость устранения которого указывал Львов в инструкции от 9 апреля 1827 года. Но во всех изданиях капеллы эта бессмысленная расстановка текста сохранена.
       Нечто подобное происходило и с изложением мелодии. Например, мелодия кондака «Дева днесь» в гармонизации Бортнянского весьма расходится с той же мелодией болгарского распева в обиходе синодального издания. Судя по тому, что Львов, составляя комитет, комплектовал его из старых певчих, «знающих, как певали и поют», можно полагать, что разнобой имел место и в годы работы сформированного Ф. П. Львовым комитета.
       Но кто был виновником запрещения печатания книги и увольнения со службы в капелле Турчанинова, оставалось неизвестным до конца прошлого столетия, когда А. В. Преображенскому посчастливилось найти в бумагах архива министерства двора «Записку о трудах протоиерея Турчанинова», в которой было сказано: «По случаю сделанного в июле 1828 г. от имени бывшего инспектора певческой капеллы Толстого доносу (который впоследствии оказался ложным. — А. П.) о разных злоупотреблениях по оной, издание священных песней впредь до повеления остановлено, протоиерей Турчанинов уволен от должности учителя Придворной капеллы, и производство ему жалованья прекращено» [9].
       Только в августе следующего года гнев был сменен на милость и последовало высочайшее разрешение «налитографировать ноты в главном штабе военных поселений» [10].
       Эта весть быстро дошла до Турчанинова. Через день после состоявшегося разрешения он обратился с письмом к Ф. П. Львову, в котором просил его представить высшему начальству оригинал рукописи, собственноручно им написанной, с которой будут литографировать ноты, и таким образом реабилитировать его. Турчанинов заканчивал письмо словами: «Всепокорнейше прошу употребить Ваше сильное ходатайство и сим успокоить угнетенный дух мой. Да не будет дело сие новым случаем к омрачению чести моей, и без того невинно страдающей от увольнения меня от должности без всякого за труды мои возмездия» [11].
       Итак, печатание труда было разрешено, но Турчанинов оставался не восстановленным на службе в капелле. Однако он был верен своему делу. Собрав несколько своих переложений для четырехголосного хора из синодального обихода, он представил их не в капеллу, а в другое авторитетное учреждение — Комиссию Духовных училищ. В приложенном к нотам прошении Турчанинов писал, что он двадцать лет управлял архиерейским хором, знает красоту гармоний древнего церковного пения и поэтому в переложениях держался как можно ближе духа оригинала, что его переложения давно исполняются некоторыми певческими хорами, но опасение, что при частой переписке этих нот может быть много искажений его музыки, с одной стороны, а с другой — он желает доказать любителям церковного пения превосходство древней церковной музыки перед новейшей (имеется в виду итальянская музыка XIX века. — Н. У.), поэтому предлагает свой труд к изданию. Первое издание в количестве 1200 экземпляров он берет себе, а все последующие предоставляет в пользу сирот петербургского духовенства, состоящих в училищах.
       Комиссия Духовных училищ представила труд Турчанинова на усмотрение первенствующего члена Святейшего Синода митрополита Московского и Коломенского Филарета (Дроздова), который нашел, что «многие статьи хорошо отработаны, другие же хотя и довольно трудны для исполнения, но сносны и к изданию могут быть одобрены, тем более, что в них сохранены напевы древнего Церковного Устава» [12]. После этого Комиссия одобрила печатание представленного Турчаниновым труда.
       Это было в мае 1830 года. Турчанинов был доволен таким исходом дела. Львов же, узнав о том, что Святейший Синод разрешил к печатанию те ноты, которые были разрешены к печатанию по «высочайшему повелению» и таким же повелением не допущены к печатанию, испугался конфликта, который мог возникнуть на этой почве между двором и Синодом. Он обратился к Турчанинову с предложением «повременить исполнением этого предприятия».
       Турчанинов на это ответил, что постановление Комиссии утешило его, облегчило его душу и тем вознаградило его за пожертвования и труды, оставшиеся без всякого внимания со стороны начальства капеллы, что сам он «не искал службы в этом учреждении» и «должность свою проходил с успехом и ревностью», и «уволен был без всякой вины», отчего перед публикой, не знавшей обстоятельств дела, пострадала его честь. Поэтому он просит Львова доложить его скорбь главному начальству и засвидетельствовать, что труды его, которые уже печатаются, и переложения, одобренные Комиссией, имеют свою цену и следовательно заслуживают внимания начальства [13].
       Нужно отдать справедливость Ф. П. Львову, что он ценил Турчанинова, как редкого знатока церковного пения и талантливого композитора, понимал его заслуги перед капеллой. Но чтобы оказать помощь невинно пострадавшему, в условиях дворцового субординационизма, нужно было действовать дипломатично.
       Поэтому он затребовал из Синода копию журнала Комиссии Духовных училищ, на основании которого было выдано Турчанинову одобрение его композиций, и в особой докладной записке министру двора, изложив весь ход дела, писал: «Таким образом дело, по высочайшему повелению в Придворной певческой капелле начатое и частию исполненное, будучи остановлено на время, переходит окончательно в распоряжение частного лица, и буде только допустить, чтобы протоиерей П. Турчанинов издавал помянутое издание на свой собственный счет, тогда высочайшее повеление 1826 года, об образовании церковного пения последовавшее, останется без исполнения, а пользы насчет воспитания малолетних певчих, от сего издания предполагаемые, исчезнут и обратятся в частную выгоду».
       Как видим, Львов выступает в роли царедворца, опасающегося, что печатание сочинений Турчанинова вопреки «высочайшему повелению» вне капеллы поставит в неловкое положение императорский кабинет, откуда исходит это повеление. И сам он, как заботливый начальник, беспокоится, что в этом случае деньги от продажи книг Турчанинова «обратятся в частную выгоду», разумеется, Турчанинова.
       В последнем Львов был неправ. Как сказано было выше, Турчанинов, предлагая свои сочинения для издания Комиссией Духовных, училищ, претендовал только на 1200 экземпляров первого издания, деньги же от продажи всех последующих изданий он передавал в пользу сирот петербургского духовенства и, таким образом, кроме компенсации за труд, никаких частных выгод не мог иметь.
       В итоге высказанных соображений Львов предлагал: 1) возложить печатание трудов. Турчанинова на капеллу и напечатанные не рассылать по монастырям и церквам, а продавать в магазинах Петербурга, Москвы и в самой капелле; 2) в воздаяние оказанного Турчаниновым труда и разных неудовольствий, безвинно им понесенных, от каких могло пострадать его имя, и равно, дабы удалить все случаи, могущие впредь препятствовать его занятиям, и притом дать ему более времени к преодолению предстоящей огромной работы, перевести его в число придворных священнослужителей; 3) в вознаграждение же особенного сего поручения, возлагаемого на Турчанинова сверх его настоящей должности, продолжать ему то жалованье, каким он пользовался.
       В заключение докладной записки Львов писал, что для капеллы весьма выгодно воспользоваться таким человеком, как Турчанинов, потому что «одно счастливое стечение обстоятельств такого человека произвести может и что люди сего рода весьма редки» [14].
       Ответа на докладную записку Львова долго не поступало. Турчанинов из-за этого страдал ради своего любимого дела. «Душа моя болит, — писал он директору капеллы в октябре 1830 года, — что мне делать? Время течет... столько лет труд совершен, а конца ему нет... Умоляю Вас — повторите Ваше настояние пред мудрым и справедливым начальством, упросите его скорее разрешить дело, относящееся к славе Господа и Святой Его Церкви».
       Ответ был получен только 4 февраля 1831 года. Министр требовал от директора капеллы представить две книги переложений Турчанинова. 9 же февраля министр сообщал Львову, что разрешается издать из числа переложений, одобренных Комиссией Духовных училищ, одну «Херувимскую» и одно «Милость мира», которые обыкновенно поются при дворе, разрешается также печатать и другие песнопения, кроме: «Странствия Владычня», «Не рыдай мене, Мати», «Чистую славно почтим», «Тебе, одеющагося», «Воскрес из гроба», «Сподоби, Господи», «Ныне отпущаеши» и «17-й кафисмы», печатание которых следует повременить, пока эти песнопения «удостоятся быть слышаны Его Величеством». В остальном представление Львова было одобрено.. Труд Турчанинова было разрешено издать от имени Придворной певческой капеллы в пользу малолетних певчих капеллы, продолжать оплату жалованья Турчанинову, как он получал прежде, но к придворному собору его не причислять «и приказать ему заниматься переложением прочих священных песней» [15].
       В марте 1831 года Турчанинов дополнил собрание своих переложений «Великим каноном», «Канонами Великого четвертка и Великой субботы», «Трипеснцем Великого пятка», «17-й кафисмой», а также «Херувимской № 6» и «Многолетием». Все перечисленные произведения на основании предшествовавших распоряжений он направил в Синод, последний же переслал их архиепископу Рязанскому Григорию. По исполнении их рязанским архиерейским хором они были одобрены к печатанию и употреблению за богослужением.
       В апреле того же года вышла из печати первая книга. Львов послал экземпляр министру двора, как «непосредственному покровителю сего дела». Попутно он просил снять запрещение на печатание «Херувимских», наложенное 9 апреля 1830 года, мотивируя просьбу тем, что без «Херувимских» книгу будут покупать неохотно. 22 апреля запрещение было снято.
       К осени вышли из печати обе книги и быстро были распроданы, так что к концу года на содержание малолетних певчих поступило чистой прибыли более 7000 рублей. Турчанинов взял себе только 100 книг по заготовочной цене, внеся за них деньги, причитавшиеся ему за корректирование этого издания [16].
       Спрос на турчаниновские сочинения был небывалым. Издания выходили одно за другим, и в начале 1832 года капелла уже выручила за них 12 000 рублей. Это побудило Турчанинова снова просить о назначении его к какому-либо придворному собору. Должность священника при больнице оплачивалась хорошо, но она отнимала у отца Петра очень много времени. Ему же хотелось иметь больше свободного времени для занятий композицией. С этой просьбой он обратился к директору капеллы, который поддержал его просьбу перед министром двора. «Но, — пишет А. В. Преображенский, — жестокая судьба преследовала добрейшего Петра Ивановича... Резолюция была кратка и бесповоротна — отказать». Только через два года — в 1833 году Турчанинов получил место священника в придворном соборе и орден святого Владимира IV степени. Ему было только 55 лет [17].
       У большинства работников творческого труда в эти годы наблюдается расцвет их деятельности, отец же Петр к этому времени выбился из сил от треволнений житейского моря, которые в продолжение всех лет его службы в Придворной капелле падали на его голову из министерства двора или были следствием атмосферы, царившей в самой капелле, где господствовали низкопоклонство и тайные доносы.
       Через два года после назначения отца Петра к придворному собору его переводят в церковь Мраморного дворца (1835 год), а затем вскоре в придворную церковь в Стрельне, где он прослужил до 1841 года.
       «Напрасно мы стали бы после этих дат видеть оживление деятельности Турчанинова; расцвет ее был позади», — пишет А. В. Преображенский. Если до 1832 года деятельность композитора была кипучей, то в последующие годы его творческий огонь только теплился. В 1841 году он мог представить для издания только трехголосную литургию для мужского хора, которая, как утверждает А. В. Преображенский, «составилась из трехголосных прежних сочинений» [18].
       В. Морков, лично знавший Турчанинова, пишет, что «все эти молитвы написаны преимущественно для Сергиевской пустыни... Посещая часто Свято-Троицкую Сергиевскую пустынь, Петр Иванович, по просьбе настоятеля архимандрита Игнатия (Брянчанинова. — Н. У) и прочей братии, написал для монастырского хора очень много церковных напевов, которые и до сих пор выполняются тамошними монахами» [19].
       Возможно, что Турчанинов, «усовершенствуя монастырское пение», мог лишний раз прокорректировать свою литургию для трехголосного мужского хора. Но, кроме корректирования этой литургии, он написал еще несколько песнопений, о которых А. В. Преображенский, касаясь занятий Турчанинова с хором Сергиевской пустыни, сделал примечание: «Думается — напрасно г. Гольтисон издает эти сочинения как найденные им в Сергиевской пустыни в 1908 году. Они давно известны повсюду, и если мало употребительны в хорах, то разве по незначительности своего музыкального содержания» [20]. Эта оценка совпадает с тем, что пишет А. В. Преображенский о творчестве Турчанинова в конце сороковых годов.
       В 1849 году кабинет спрашивал А. Ф. Львова: «Не окончено ли Турчаниновым данное ему от капеллы поручение?», на что директор ответил: «Со времени своего увольнения он действительно продолжил свой труд, но не с тем успехом, какого ожидать было можно, по причине часто случавшихся с ним продолжительных болезней... Ныне, чувствуя настоящее свое положение, он на вопрос мой отозвался, что при всем усердии к пользам Придворной певческой капеллы переложений своих продолжать уже не в силах» [21].
       По-видимому, к началу сороковых годов относятся его воскресные догматики восьми гласов, изданные с разрешения директора капеллы в 1876 году.
       Характеристика личности человека, кто бы он ни был, остается односторонней, если она не касается его морального облика, тем более это относится к творческому работнику, призванному своим искусством «жечь сердца людей». В автобиографии Петра Ивановича Турчанинова неоднократно встречаются заметки о том, как он воспринимал те или иные события своей личной жизни. В связи с тем, что сенатор Теплов согласился уступить его для службы Севскому архиерею, Петр Иванович писал: «Итак, судьба моя решилась; Промысл Божий все устроил в мою пользу» [22].
       Вспоминая историю своей женитьбы и принятие священного сана, он пишет: «Вот как судьбы Божий устроили изменение моей жизни: из военного и статского звания я перешел в духовное; теперь, в 1845 году, протекло уже сему 42 года, но я никогда не раскаивался в этой перемене и всегда благословлял и благословляю имя Господа, сподобившего меня, недостойного, к сему великому служению у святого Его престола» [23].
       Относительно своего перевода из Севска в Петербург отец Петр оставил запись: «Теперь я вижу, что всё со мною строилось по милосердному Промыслу Божию, всегда премудро нашей судьбой управляющему, ибо все обстоятельства так стеклись, что я из маленького городка Севска чудным образом перенесен был в столицу — место моего рождения» [24].
       На долю отца Петра Турчанинова в капелле выпало много тяжелого. Ложный донос бывшего инспектора капеллы Толстого, на основании которого Турчанинов был уволен со службы без предъявления ему какого-либо обвинения, незаслуженно оскорбительные для его человеческого достоинства резолюции кабинета, — всё это он терпел, понимая свою миссию в капелле как «дело, относящееся к славе Господа и святой Его Церкви». Но лучшим свидетельством его морального облика было (о чем он сам записал) мало кому известное его активное участие в реабилитации его друга — «гонимого, заброшенного в Уфу и оклеветанного в Петербурге», впоследствии митрополита Киевского и Галицкого Филарета.
       Напомним, что в Севске среди преподавателей семинарии был молодой иеромонах Филарет, который в связи с переводом его предшественника отца Израиля в Петербург получил место ректора и вскоре для всех неожиданно был переведен на ту же должность в Уфимскую семинарию. О нем Турчанинов писал: «Мы все, лица служащие и вся семинария, провожали его со слезами; все искренне любили его за доброту его сердца, а мне особенно горько было с ним расставаться» [25].
       Спустя много лет после этой разлуки, в бытность Турчанинова регентом петербургского митрополичьего хора, у него сложились хорошие отношения с личным секретарем митрополита Амвросия В. В. Юлиановым. «В один вечер, — пишет Турчанинов, — я стал рассказывать ему о Севске, о моих тамошних приятелях, а особенно — о Филарете, усланном в Уфу, как о человеке высокой жизни и добродетелей. К удивлению моему, от него я узнал, что он туда был сослан по письму Преосвященного Досифея, который его очень худо поставил перед митрополитом и просил как милости — удалить его из Севской семинарии и перевести в такой город, где бы он с жалостью вспоминал о Севске, выражая в письмах к митрополиту, что он дурной жизни и дурного характера, скучает в Севске, не дает ему покоя и все бредит губернскими городами... Преосвященный Досифей писал тогда же к Преосвященному Уфимскому Августину (Сахарову) и, очернив Филарета пред ним, просил, чтобы он держал его строго и повытер; а тот, из дружбы к Досифею, тоже дурно писал о Филарете к митрополиту Амвросию, желая сим поддержать письма Досифея и угодить ему».
       В результате этой интриги вместе с назначением архимандрита Филарета в Уфу Преосвященному Уфимскому сообщалось, что Филарет «имеет характер упрямый, гордый, своенравный и беспокойный, и чтобы Преосвященный неослабно наблюдал за ним».
       «Я как прочитал письмо, — пишет далее Турчанинов, — ужаснулся и невольно заплакал... Зная же коротко отца Филарета, беспорочность его жизни и доброту его характера, я ясно увидел клевету и причину удаления его из Севска... При этом я не мог удержаться, чтобы не объяснить секретарю, что все дело вышло из-за того, что Филарет настаивал и писал, дабы семинарию перевести в Орел, тогда как Преосвященный Досифей был против сего».
       Узнав все это обстоятельно, Турчанинов «решил помочь невинно обнесенному (т. е. очерненному. — Н. У.) Филарету и выяснить перед митрополитом всю его невинность (невиновность)». Секретарь не советовал ему этого делать, так как «трудно сделать что-либо для Филарета, потому что митрополит любит Досифея, и Августин писал тоже не в пользу Филарета», и что этим можно «только повредить себе». Однако Турчанинов решился защитить невинного и был уверен, что «Господь поможет в том» [26].
       Турчанинов пишет письмо Филарету, в котором просит его сообщить, как он поживает в Уфе и что с ним делается. Вскоре получает ответ, с которым идет к ректору академии, тоже архимандриту Филарету (Дроздову, впоследствии митрополит Московский. — Н. У.) и просит его вступиться за невинно опороченного. Ректор колебался, не зная Филарета, за которого просит Турчанинов, наконец согласился, предупредив отца Петра, что если митрополит Амвросий его спросит, откуда он всё это знает, то он покажет на него. Ректор взял от Турчанинова письмо, присланное из Уфы, и на другой же день доложил митрополиту. Последний вызвал отца Петра, терпеливо и великодушно выслушал его и сказал: хорошо! Через несколько дней Филарет был переведен на должность ректора Тобольской семинарии.
       Вскоре архимандрит Филарет (Амфитеатров) был вызван на чреду (имеется в виду не столько чреда приходского священнослужения, а, главным образом, проповедничества) в Петербург. Вместе с Турчаниновым они нанесли визит ректору академии. Последний принял их хорошо, долго беседовал с Филаретом и благодарил Турчанинова, что он, «будучи сам нов у митрополита, не убоялся защищать невинно страждущего и твердо постоял за него». Митрополит Амвросий также ласково принял ректора Тобольской семинарии и, имея о нем хороший отзыв от епископа Тобольского, советовал ему забыть все горести и искушения. Вскоре в Петербургской академии стало два Филарета — ректор Филарет (Дроздов) и инспектор Филарет (Амфитеатров) [27].
       Заканчивая описание судьбы архимандрита Филарета, отец Петр пишет: «Вот как премудры пути Провидения! Не приезжай я в столицу и не познакомься дружески с секретарем митрополита — перевод Филарета в Уфу остался бы для всех тайной, тем более, что из невских его никто не знал, а из Уфы ему мудрено было бы выбраться... Кто бы подумал, что архимандрит, гонимый и заброшенный в Уфу, оклеветанный в Петербурге, достиг потом такого славного служения, стал членом Святейшего Синода, Киевским митрополитом, кавалером ордена святого Андрея Первозванного. Я всегда радовался и благодарил Господа, что удостоился, по недостоинству моему, быть некоторым образом орудием его возвышения и благополучия» [28].
       Заметим, что, будучи инициатором защиты незаслуженно опороченного архимандрита и смелым ходатаем за него перед ректором академии и перед самим митрополитом, Турчанинов называет себя «некоторым образом орудием его возвышения и благополучия... главным же виновником улучшения участи безвинно гонимого» считает ректора академии [29]. И здесь мы встречаемся с христианской скромностью и благородством души отца Петра. В. Морков пишет, что митрополит Филарет всю жизнь сохранял глубокую признательность к Турчанинову, как к «достойному виновнику его счастья, и постоянно был с ним в переписке» [30].
       От характеристики морального облика композитора перейдем к оценке его творчества. Собрание сочинений и переложений протоиерея Петра Турчанинова издавалось многократно в четырех книгах (см. перечень их содержания в примечании) [31].
       Протоиерей Василий Металлов указывает как недостатки переложений Турчанинова: широкое расположение голосов, недоступное для многих хоров, и неточное соблюдение древних мелодий, в особенности в догматиках [32].
       На первое критическое замечание следует сказать, что, применяя широкое расположение голосов, Турчанинов не выходил за пределы «рабочего» диапазона их. Нельзя не учитывать также того, что Турчанинов писал не для «хора вообще», а для хора сенатора Теплова и для хоров севского архиерейского и петербургского митрополичьего, которые по качеству голосов любителями церковного пения ценились весьма высоко. И, наконец, нельзя забывать того, что в этих высокохудожественных хорах партии дисканта и альта исполняли не женские голоса, а мальчики, легкие голоса которых в верхнем регистре имели особенно красивое звучание.
       Относительно неточного соблюдения древних мелодий в переложениях, в особенности в догматиках, следует сказать, что одновременное сохранение симметрии движения мелодии с просодией текста (чередование или размещение акцентов текста, с таким расчетом, чтобы они совпадали с акцентами мелодии) для композиторов часто составляет непреодолимую трудность, что же касается переложения догматиков, то здесь мы не имеем ни одного удачного опыта, где бы знаменная мелодия была сохранена в точности при соблюдении симметричного ритма. Это вообще невозможно.
       Но это мелочи, которые «утопают» в свете заслуг протоиерея Петра Турчанинова перед русским клиросом. Если композиторы итальянской школы увлекались сочинением красивых для слуха и «выигрышных» для певцов мелодий, исполнением которых можно было показать природную красоту голоса и виртуозность пения, хотя такое пение было в ущерб смыслу текста, Турчанинов, наоборот, в поисках интонаций для того или иного песнопения исходил из содержания текста. Поэтому его интересовали древние церковные напевы, почему и преобладающее большинство его произведений представляют не композиции, а переложения. «В этом отношении Турчанинов стоит во главе особого направления гармонизации древних мелодий церковных нотных книг» [33] — так определяет место композитора в истории русского церковного пения А. В. Преображенский. Для истории русского церковного пения первой половины XIX века это было новое, прогрессивное явление.
       Вторая прогрессивная черта творчества Турчанинова заключалась в его подходе к фактуре произведений. Одаренный наредкость красивым голосом, в практике многолетнего хорового пения и управления хором изучивший в совершенстве вокал, Турчанинов был искусным мастером сочетания тембров хоровых голосов в разных регистрах. Хор для композитора являлся тем же, чем для художника-живописца палитра, на которой последний, смешивая краски, получает нужные ему оттенки. В результате написанная композитором музыка приобретала блестящее красочное звучание. Из этих соображений Турчанинов иногда передавал отдельные мотивы или фразу из партии сопрано альту или тенору. При этом он допускал в некоторых случаях перекрещивание голосов.
       В качестве примера можно указать на широко известную «Херувимскую № 5», оригиналом для которой послужила древняя мелодия одноголосной «Херувимской», в свою очередь распетой на мотив тропаря «Видя разбойник Начальника жизни» [34]. Содержание гимна «Иже Херувимы» составляет призыв к участникам Евхаристии всякое ныне житейское отложить попечение, чтобы соучаствовать вместе с Ангельскими силами в прославлении Христа (имеется в виду пение гимна «Свят, Свят, Свят») и удостоиться причащения Тела и Крови Его [35]. Пение гимна приурочено к моменту принесения на престол приготовленных для освящения хлеба и вина. Идейное значение обряда принесения связано с воспоминанием Голгофских событий — несения Господом Креста, Его распятия и смерти на Кресте, которые по своей значимости превосходят всякую мысль человеческую и перед которыми Херувимы и Серафимы закрывают свои очи.
       В христианской гимнографии эти глубокие идеи с предельной возможностью выражены в Херувимской Великой субботы: «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет, Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным. Предходят же Сему лицы Ангельстии со всяким Началом и Властию, многоочйтии Херувими и шестокрилатии Серафими, лица закрывающе и вопиюще песнь: Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа».
       Весь комплекс идей, выраженных в Херувимской Великой субботы, естественно ассоциируется и с гимном «Иже Херувимы», а у Турчанинова эта ассоциация была тем более сильна, поскольку он в основу композиции «Иже Херувимы» и «Да молчит всякая плоть» положил один и тот же напев обиходной мелодии на «Видя разбойник».
       В «Херувимской» Турчанинов поручает древнюю мелодию дисканту, тенор дублирует ее в сексту. Альт и бас создают фон для плавно текущей мелодии. На основе такого распределения роли голосов изложена музыка всей композиции в целом. Но во второй части на последней фразе «Трисвятую песнь припевающе» композитор выделяет тенора скачком голоса на сексту вверх, так что он оказывается выше альта и получает значение ведущего голоса. Последующее движение его вниз связано с «подчиненностью» ему мелодии дисканта, который на слове «песнь» поет в терцию с ним, затем альта, который также следует в терцию на слове «при», и снова с дисканта, который на слогах «...пe...», «...ва...», «...ю...», «...ще...» опускается вниз параллельными секстами с тенором.
       В третьей части на последней фразе «отложим попечение» Турчанинов на слогах «...от...» и «...ло...» посредством движения вверх по устоям тонического трезвучия поднимает три верхних голоса так, что у тенора звучит ля-бемоль первой октавы. Он опять оказывается выше альта, и снова на слоге «...жим...» начинается спуск голосов в тех же красочных соотношениях их тембров, как и на фразе «песнь припевающе». Так композитор, используя красоту голосов, выделяет основную мысль гимна — отложить житейские заботы в виду предстоящего пения Ангельского гимна.
       Последняя часть «Херувимской» в музыкальном отношении представляет финал гимна, в идейном — это апофеоз шествия Христа, сопровождаемого сонмами Небесных Сил. Турчанинов начинает финал той же музыкой, как и в начале «Херувимской», но фразу «Ангельскими невидимо» поручает детским голосам. Выразительность Ангельского пения соединена с постепенным расширением амбитуса голосов (наиболее часто используемый объем голоса) на втором «Ангельскими» и постепенным сокращением звучания на слове «невидимо».
       Квартет сменяется на слове «дориносима» вступлением всего хора. Четкий ритм движения, с акцентуацией на первой половине такта, пение форте, появление октавных скачков в верхний регистр мужских голосов впечатляюще изображают торжественное шествие Царя всех — Христа, сопровождаемого воинством Небесных Сил бесплотных. В непрерывном нарастании звучности хора вновь слышатся детские голоса, повторяющие мотивы Ангельского хора. На этом музыка заканчивается.
       Протоиерей Петр Турчанинов был первым русским композитором, использовавшим в гармонизациях древних мелодий для того времени довольно смелые приемы выразительности содержания текстов церковных песнопений. В этом отношении он был предшественником нового направления русской церковной музыки, с которым связано творчество Г. Ф. Львовского, А. А. Архангельского, А. Д. Кастальского и других композиторов последней половины XIX и начала XX столетий. И помогла ему найти этот новый путь не техника письма и не изучение «генерал-баса», а знание вокала. Хорошее ощущение красоты тембров и возможностей голосов определяло изобретательность его письма.
       А. В. Преображенский пишет, что «некоторые из переложений Турчанинова до того близко выражают молитвенное содержание песнопений, что в должном исполнении всегда производят на молящихся неотразимое впечатление. Особенно выдаются его переложения «Тебе, одеющагося», «Да молчит всякая плоть», ирмосы Великого четвертка, Великой субботы, некоторые задостойники» [36].
       Все эти песнопения были написаны не позднее 1831 года [37], стало быть, имеют стопятидесятилетнюю давность, и они продолжают звучать и услаждать слух молящихся.
       Мы не представляем двунадесятого праздника без турчаниновского задостойника, а равно и Божественную литургию Великого четвертка без его «Странствия Владычня». То же можно сказать о Последовании страстей Господа нашего Иисуса Христа, в котором никакое иное песнопение так не умиляет нас, как умиляют ирмосы трипеснца «К Тебе утренюю». Обряд выноса плащаницы, воспроизводящий духовному взору православного христианина снятие со Креста тела Господа Иисуса Христа, приготовление его к погребению и самое погребение, ни у кого из композиторов не выражен так просто и в то же время так глубокомысленно, как у Турчанинова в стихире «Тебе, одеющагося» и в тропаре «Благообразный Иосиф».
       И, наконец, мы не мыслим литургии Великой субботы с таинственным содержанием богослужения этого дня без турчаниновского «Воскресни, Боже», без его «Да молчит всякая плоть человеча» и задостойника «Не рыдай Мене, Мати», хотя после Турчанинова «Тебе, одеющагося» болгарского распева перелагали Г. Ф. Львовский (†1894), Н. И. Компанейский (†1910) и другие композиторы.
       «Да молчит всякая плоть» перелагали Г. Ф. Львовский, П. Г. Чесноков (†1944) и другие. То же можно сказать об ирмосах Великого четвертка и Великой субботы и о задостойниках. Задостойники знаменного распева в Неделю Ваий и в Пятидесятницу переложил А. Д. Кастальский (†1926). П. Г. Чесноков переложил задостойники знаменного распева на все праздники года (ор. 23).
       Мы назвали фамилии только некоторых талантливых и наиболее плодовитых композиторов второй половины XIX — начала XX века, той поры, когда средства музыкальной выразительности превосходили возможности в этом отношении Турчанинова, и капелла по постановлению Сената была лишена права монополии на разрешение печатания духовных песнопений.
       Почему же в этих условиях ни одно из новых произведений не вошло в репертуар хоров, хотя хоры Петербурга, Москвы и многих губернских городов по своей музыкальной качественности были в состоянии исполнять новые переложения и тем самым вытеснить турчаниновские, как «устарелые»?
       Ответить на этот вопрос можно только в свете понимания церковного искусства, как явления не только эстетического, но и религиозно-вдохновенного. Если от всякого работника искусства в его творчестве требуется идейная устремленность, то церковный гимнограф, скульптор, иконописец или композитор должен иметь особый духовный настрой, эмоционально граничащий с молитвой. При наличии этого настроя в отдельных случаях само творение таких мастеров выходит за пределы обычного человеческого и воспринимается как вдохновенное.
       Так, святитель Гермоген сочинил тропарь Божией Матери «Заступница Усердная», который скоро стал общеизвестным и любимым у народа, хотя написанный им по повелению первого Патриарха Московского и всея Руси Иова канон святителям Казанским Гурию и Варсонофию при глубокой его содержательности не отличается этой вдохновенностью [38].
       Преподобный Андрей Рублев — прославленный иконописец, но из всего творчества его особое впечатление оставляет его «Святая Троица», потому что на этой иконе в позах Ангелов, в выражении их глаз и в стоящей перед ними на столе Чаше с лежащим в ней Агнцем православное богословие видит глубоко проникновенное изложение апостольского и святоотеческого учения о кенозисе, то есть о Божественном истощании на Кресте Господа Иисуса Христа [39].
       То же можно сказать и о духовно-музыкальных произведениях Турчанинова. Переложение догматиков качественно уступает переложениям второй и третьей книг, но из этих произведений «Тебе, одеющагося», «Да молчит всякая плоть», задостойники «Странствия Владычня», «Не рыдай Мене, Мати», а равно и задостойники прочих праздников остаются непревзойденными. Сюда же можно отнести его «Благообразный Иосиф» и «Воскресни, Боже». История сочинения последнего из этих песнопений потрясающа.
       Как-то в Великий четверток митрополит Амвросий высказал отцу Петру пожелание, чтобы он написал к Великой субботе «Воскресни, Боже», так как исполнявшееся в Лавре «Воскресни, Боже» Бортнянского митрополиту не нравилось. Времени для сочинения было мало, а ежедневные продолжительные службы утомили Турчанинова. Он садился несколько раз за фисгармонию, начинал сочинять, и всякий раз у него ничего не получалось. Наконец, утомленный, он прилег отдохнуть и уснул. Но сон был какой-то тревожный, мозг словно сверлило, а в ушах слышалось, что кто-то всё поет. Проснулся отец Петр и почувствовал вдруг, что у него в сознании всё песнопение уже готово. Он сел за инструмент и записал его. Так появилось бессмертное турчаниновское «Воскресни, Боже». Митрополит же, прослушав новое песнопение Турчанинова, сказал ему проникновенно: «Тебе Бог помогает» [40].
       Сохранился фотопортрет Турчанинова с его собственноручной надписью: «Пою Богу моему, дондеже есмь. Протоиерей Петр Турчанинов». Эти слова из 145 псалма были девизом деятельности всей жизни отца Петра.
       Петь Богу — это значит прославлять Бога. Поэтому апостол Иаков связывает пение с благодушием, разумеется, христианским: «Злостраждет ли кто в вас, да молитву деет. Благодушествует ли кто, да поет» (Иак. 5, 13). Христианское благодушие — это тоже дар Божий, который ниспосылается тем, кто способен уразуметь Промысл Божий, во всем видеть волю Божию и славить Его. Отец Петр, как видно из его автобиографии, во всех обстоятельствах его жизни видел Промысл Божий и, славя Бога, покорно принимал ниспосылаемые ему испытания.
       Читатели уже могли заметить, что вдохновенные композиции отца Петра не были связаны ни с циклом песнопений всенощного бдения, ни с литургией. Они написаны на тексты песнопений последних дней Страстной седмицы, а время их сочинения приходится на 1827— 1831 годы, когда он, похоронивший жену, отдался всецело переложению древних церковных напевов и здесь через год на него неожиданно обрушились служебные неприятности. Все это наводит на мысль, что отец Петр в последние дни Страстной седмицы особенно остро переживал посланные ему Богом испытания и утешение находил в воспоминаниях священных событий этих дней. Поэтому во всех его песнопениях на эти дни слышится глубокая скорбь, которая в конечном итоге завершается душевным умиротворением.
       4(16) марта 1856 года, на 78-м году жизни, отец Петр Турчанинов, окруженный детьми и друзьями, тихо скончался «от старости лет».
       7(19) марта, — это было воскресенье, Неделя Православия, — в Преображенском соборе после литургии было совершено его погребение. Совершал епископ Симбирский Феодотий (Озеров). Пел петербургский митрополичий хор. Литургийные песнопения исполнялись исключительно из произведений отца Петра.
       В Ленинграде на Больше-Охтинском кладбище, близ церкви стоит надмогильный памятник с надписью: «Протоиерей Петр Иванович ТУРЧАНИНОВ. Скончался 4 марта 1856 года». За этой лаконичной надписью смиренно скрыта жизнь одного из лучших русских церковных композиторов, посвятившего всю свою деятельность «Славе Господа и Святой Его Церкви». За это он много терпел от завистников и недоброжелателей, сам будучи доброжелательным. Бог же вознаградил без вины опороченного бессмертием многих его произведений. И сбылось слово Божие: «Блажени мертвии, умирающий о Господе отныне. Ей, глаголет Дух, да почиют от трудов своих: дела бо их ходят вслед с ними» (Откр. 14, 13).

       ПРИМЕЧАНИЯ
       Важнейшими источниками сведений о жизни и деятельности протоиерея Петра Ивановича Турчанинова являются: «Автобиография» Турчанинова, доведенная им до 1818 года, и очерк «Протоиерей П. И. Турчанинов (1779—1856)», написанный А. В. Преображенским на основе сведений, заимствованных из архивов тех учреждений Петербурга, где Турчанинов служил во вторую половину его жизни, а также из писем Турчанинова к директору капеллы Ф. П. Львову, хранившихся в архиве капеллы. «Автобиография» и очерк «Протоиерей П. И. Турчанинов» были опубликованы А. В. Преображенским в одной брошюре: «Протоиерей П. И. Турчанинов — 1779—1856. Очерк его жизни, с приложением автобиографии, портрета и факсимиле». С.-Петербург, 1910. В примечаниях сведения, заимствованные из «Автобиографии», будут указаны в сокращении — Автобиография, с. сведения из очерка — в сокращении: Очерк, с. ...
       [1] Автобиография, с. I—IX.
       [2] Там же, с. X. 17
       [3] Там же, с. XIII—XIV.
       [4] С. Рункевич. Амвросий (Подобедов). Православная богословская энциклопедия, т. 1, 1900, кол. 592.
       [5] Очерк, с. 6.
       [6] Там же, с. 6—8.
       [7] Там же, с. 9.
       [8] Там же.
       [9] Там же, примечание 1.
       [10] Там же, с. 10.
       [11] Там же, с. 10—11.
       [12] Там же, с. 11.
       [13] Там же, с. 11—12.
       [14] Там же, с. 12—13.
       [15] Там же. с. 13.
       [16] Там же, с. 13—14.
       [17] Там же, с. 14—15.
       [18] Там же, с. 15.
       [19] В. М о р к о в. Протоиерей Петр Иванович Турчанинов. Его светская, духовная жизнь и музыкальные заслуги. СПб., 1862, с. 9.
       [20] Очерк, с. 16, примечание.
       [21] Там же, с. 16.
       [22] Автобиография, с. VII.
       [23] Там же, с. IX.
       [24] Там же.
       [25] Там же, с. VIII.
       [26] Там же, с. XI.
       [27] Там же, с. XI—XII.
       [28] Там же, с. XI и XIII.
       [29] Там же, с. XII.
       [30] В. М о р к о в. Цит. труд, с. 8.
       [31] Книга первая: «Трехголосная литургия», «Литургия Преждеосвященных Даров», «Воскресни, Боже» и «Ангел вопияше». Все песнопения написаны для трехголосного мужского хора и представляют свободные сочинения.
       Книга вторая: шесть номеров «Херувимской песни» и два номера «Милость мира» (один — для литургии святого Иоанна Златоуста и другой — для литургии святого Василия Великого), «Задостойники на двунадесятые праздники», «О Тебе радуется», «Многолетие», «Христос воскресе» (два номера — обычного тропарного напева и конечное), песнопения из всенощного бдения — «С нами Бог», «Сподоби, Господи», «Ныне отпущаеши», «Стихира по 50 псалме на Рождество Христово», тропари — «Днесь спасение миру бысть» и «Воскрес из гроба». Почти все названные песнопения представляют переложения из Обихода синодального издания для четырехголосного смешанного хора.
       Книга третья — переложения из Триоди постной: «Задостойники» в субботу Лазареву и в Неделю Ваий, «Великий канон преподобного Андрея Критского», тропарь — «Се Жених грядет в полунощи», светилен — «Чертог Твой вижду», «Канон на утрени в Великий четверток», задостойник — «Странствия Владычня», «Вечери Твоея тайныя», «Трипеснец Великого пятка», стихира — «Тебе, одеющагося», тропарь — «Благообразный Иосиф», «17-я кафисма», канон «Волною морскою», задостойник — «Не рыдай Мене, Мати» и «Да молчит всякая плоть человеча», также для четырехголосного смешанного хора.
       Книга четвертая — «Богородичны догматики восьми гласов знаменного распева» для четырехголосного смешанного хора.
       Кроме того, имеется литографированное издание 1831 года (литография И. Беггрова в Петербурге) под названием: «Древнее простое церковное пение разных напевов, употребляемое в Греко-Российской Церкви, извлеченное из нотных обиходов и других печатных книг, по благословению Святейшего Правительствующего Синода, переложенное на четыре голоса Мариинской больницы для бедных протоиереем П. Турчаниновым и напечатанное по высочайшему повелению, рассмотренное Комиссией Духовных училищ» (в настоящее время эта книга — уникум).
       Данный список произведений протоиерея П. Турчанинова нельзя считать полным. Встречаются произведения, опубликованные в отдельных частных изданиях, например у П. М. Киреева, и даже в рукописных.
       Напомним, что, будучи регентом севского архиерейского хора, Турчанинов написал двухорную литургию святого Иоанна Златоуста, несколько концертов и другие сочинения и переложения из церковного обихода (см. В. Морков, цит. труд, с. 6, приложение).
       [32] Протоиерей В. М. Металлов. Очерк истории православного церковного пения в России. Изд. 4. М., 1915, с. 104—105 и примечание 1.
       [33] А. Преображенский. Словарь русского церковного пения. М., 1896, с. 172.
       [34] Текст тропаря см. Часослов, служба Девятого часа, первый тропарь по Трисвятом, читаемый в Великом посту вместо кондака святому дня.
       [35] И. Карабинов. Лекции по литургике, читанные студентам III (XXIV) курса Петроградской духовной академии в 1915—1916 учебном году. Пг., 1916, с. 75—76.
       [36] А. Преображенский. Словарь... с. 173.
       [37] А. Преображенский. Очерк, с. 13.
       [38] Ф. Г. Спасский. Русское литургическое творчество (по современным Минеям). Париж, 1951, с. 180—182.
       [39] Архиепископ Сергий (Голубцов). Воплощение богословских идей в творчестве Андрея Рублева (кандидатская диссертация). Загорск, 1951.
       [40] М. Гольтисон. Из доброго старого времени. III. Как протоиерей Турчанинов написал свое трио «Воскресни, Боже», журнал «Музыка и пение», 1906, № 3, с. 2—3.

Н. УСПЕНСКИЙ,
заслуженный профессор Ленинградской Духовной академии
.         

      Биография публикуется по:

  • Н. Успенский. Протоиерей Пётр Иванович Турчанинов. К двухсотлетию со дня его рождения: 1779-1979 (†4/16 марта 1856 года). Журнал Московской Патриархии, 1980 г., №10, стр. 9-18.

           Могила:
          Протоиерей Пётр Иванович Турчанинов скончался 4 марта 1856 в городе Санкт-Петербург.
          Погребён на Больше-Охтинском кладбище в городе Санкт-Петербург. Могила вблизи Петербургской дорожки. Чтобы пройти к некрополю семьи Турчаниновых, где погребён священнослужитель и его родственники, надо от Никольского храма идти по Петербургской дорожке, не доходя реки Чернавки, справа от дорожки в сторону ограды кладбища, будет некрополь Турчаниновых.


  • Ссылка на тему


    «Поездки в Санкт-Петербург - 2009» - сайт «Российский некрополь»
    Могила протоиерея и духовного композитора Петра Турчанинова; фото Изяслава Тверецкого, сентябрь 2009 г.
    Некрополь семьи Турчаниновых на Больше-Охтинском кладбище; фото Изяслава Тверецкого, сентябрь 2009 г.
    Некрополь семьи Турчаниновых на Больше-Охтинском кладбище; фото Изяслава Тверецкого, сентябрь 2009 г.


    Старое фото могилы (1980 год)
    Могила протоиерея и духовного композитора Петра Турчанинова; фото  из ЖМП, 1980 год


    Чтобы вернуться, закройте эту страницу

          Все права © Изяслав Тверецкий, 2010 год.