Муж сестры моей матери Иван Романович Медведев, проживавший с семьей в Смоленске, мне еще мальчишке рассказал такой случай.
В суровом 1922 году в смоленской газете, на последней странице, в разделе объявлений он прочел следующее приглашение: « Смоленская епархия в благотворительных целях организует для беспризорных детей приют, в связи, с чем приглашает лиц имеющих педагогический опыт для работы в качестве воспитателей. С предложениями обращаться непосредственно к епископу Филиппу в его канцелярию на соборном дворе».
Иван Романович, всю свою жизнь проработавший на ниве народного образования, а после революции оказавшийся не у дел, загорелся желанием приобщится к благой деятельности. Не откладывая в долгий ящик выполнения своего намерения, на другой же день он извлек из сундука дореволюционную форменную тужурку министерства просвещения с блестящими пуговицами и эмблемами, а также и специальную фуражку, правда, лишенную в первые дни революции кокарды.
Одев старые доспехи, Иван Романович посчитал их лучшей рекомендацией архиерею, хотя, объективно говоря, и выглядел в них далеко непривычно и несовременно. Поднявшись на соборный холм, по высокой лестнице, и войдя в архиерейский двор, путешественник одернул пиджак и, сняв фуражку подготовившись к принятию архиерейского благословения, нажал кнопку звонка у двери смоленского владыки. Дверь быстро распахнулась и молодой человек, в черной кожаной куртке с наганом на поясе, спросил
- вы к кому?
- к епископу – ответил Иван Романович.
Услышав ответ, молодой человек пригласил войти посетителя в прихожую, закрыл дверь и произнес: « Вы арестованы!». Не скрывая торжествующей улыбки, вызванной прибытием человека явно контрреволюционной внешности и вероятного заговорщика, провел Ивана Романовича в комнату, где на стульях молча сидело несколько человек с мрачными лицами.
Когда спустя некоторое время, появились еще новые вооруженные люди, и была дана команда всем спускаться по лестнице на главную улицу, один из задержанных, по виду крестьянин, стал очень волноваться, убеждая строгих представителей власти, что он не может оставить без присмотра лошадь, на которой привез из деревни архиерею молочные продукты.
Иван Романович к своему ужасу заметил, как на пуговицах и эмблемах его вицмундира играли лучи выглянувшего солнца. Он уже собирался оторвать одну из пуговиц, как заметил пристальное внимание со стороны кожаной куртки к своим доспехам.
Посетители соборного дома оказались в одной камере Заднепровской тюрьмы. Кроме крестьянина здесь был и рабочего вида человек в спецовке, и знакомый моего родственника преподаватель реального училища, но облаченный в тусклый пиджачок. Он также соблазнился газетным приглашением. И, наконец, был здесь и человек в подряснике и скуфье монашеского вида.
Когда захлопнулась дверь темницы, крестьянин стал колотить по ее поверхности и вопить – «Но она же с самого утра не поена и не кормлена…» - И так повторялось, почтим каждые полчаса. Наконец рабочего вида человек грубо оборвал причитающего владельца лошади словами:
- «Помолчи ты о своей скотине. У меня там, на крыльце остался ценный инструмент…» - Но здесь вмешался монах. Он тихо, но ласково, сказал, что у крестьянина действительно серьезное горе. Далее он сообщил, что Евангелист Лука в тринадцатой главе рассказа как ГОСПОДЬ после исцеления женщины и возмущения начальника синагоги, что это исцеление было совершено в субботу, сказал:
лицемер! не отвязывает ли каждый из вас вола или осла от яслей в субботу, и не ведет ли поить.
Такое важное значение придавал Христос заботе даже о скотине, сказал монах. Крестьянин широко раскрыл рот, не веря своим ушам. А монах продолжал – « Ты лучше помолись Господу, чтобы Он позаботился о твоей лошадке, да за одно освободил бы нас от сих уз сатанинских». И крестьянин замолк, а губы его стали что-то шептать.
